В оформлении использованы работы с оригинальной суперобложки, художник: Денис ГОРДЕЕВ.
Создание Толкина высится одиноким и суровым памятником мифологии в череде эфемерных волшебных стран ХХ столетия. Благодаря успеху «Властелина Колец» мы узнали о «Сильмариллионе». В противном случае груда черновиков пылилась бы в архиве как напоминание об увлечении солидного джентльмена. Такие случаи бывали. Один человек брался описать целую вселенную — и тонул во множестве деталей, которые следовало разработать ради убедительности фантастического создания. И незавершенные рукописи публиковались посмертно (если публиковались вообще) с комплиментарными предисловиями коллег — и тотчас же забывались. Кому хочется изучать до мельчайших подробностей чужой мир, если времени не остается на свой собственный?
Толкин добился не только проработки истории и мифологии Средиземья. Его книга посвящена не человеческому мирозданию, а эльфийскому. Он обращается к ушедшей магии, к тому, что скрылось далеко за морем и никогда не вернется. И эта история вряд ли понятна для людей. сохранилось великое множество вариантов мифа о творении. Тот, который был напечатан, не является ни самым подробным, ни самым внятным. Зато здесь реализован важный для книги в целом образ «музыки сфер». Не почувствовав этой музыки, разлитой в звуках эльфийского наречия, мы ничего не увидим в «Сильмариллионе», кроме череды имен и названий да перечисления скучных событий, связанных с историей заглавных артефактов. Конечно, мир «Властелина Колец», в котором есть место и традиционным сюжетам, и привычной характерологии, оказывается ближе и доступнее. Главное — во «Властелине...» действуют люди, выходящие в финале на первый план. И такой вариант вторичного мира кажется понятным. Все и так хорошо — зачем еще эльфийские древности?
Но Толкин, как мы уже отмечали, живет во вселенной, организованной по законам лингвистики. Язык, зафиксированный в предании, оказывается ключом к постижению всех времен и явлений. Писатель воплощает для избранных читателей магию языка, попутно интерпретируя те мелкие события, которым уделил внимание ранее. События «Властелина колец» — лишь небольшая глава в «Сильмариллионе», события «Хоббита» — разве что примечание мелким шрифтом. А вся человеческая история в рамках книги тянет разве что на запятую...
Величие замысла поражает. Впрочем, сам Толкин понимал, что воплотить этот замысел ему, человеку, не под силу. Все больше он сомневался в «Сильмариллионе», все больше рассуждал о деталях языка, все больше писал не о героях, а об их именах... И оставил «Сильмариллион» незавершенным. Точку в этом описании мироздания могут поставить только эльфы. А они, как известно, все ушли за море.
Александр Сорочан «Фэнтези ХХ века: 50 лучших книг»